Книга Коллекция «Romantic» - Шарлотта Ульрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саша — не твой парень, — убеждала мама уже дома. — Он еще маленький мальчик, и не знает, как вести себя с девушками.
— Он не маленький! — я скорчила гримасу, но мама настаивала:
— Ровесники вас младше на три года, он просто испугался.
— Трусость — самый страшный порок! — я дергалась при одной мысли: «Он НЕ ПОШЕЛ! КАК? Как он мог не пойти? Вот кто этот „неприятный человек!“»
— А в школе на тебя кто-то обращал внимание?
— Нет.
— Так уж и нет?
— Ну, блин. Сидела с каким-то парнем, а он на меня ноль внимания.
«Черненький парень, но его значение… не определено». Я улыбнулась.
— Значит, не ноль внимания! — улыбку тут же заметила мама.
— Хорошо, в одно время мне показалось, будто он неравнодушен. Но, показалось.
— Значит, всё-таки показалось?
— Господи! Да он в конце с девушкой был! Какая разница?!
Времени думать не было, в школе нагрузили по полной: сделать уроки, порешать олимпиады, написать сочинения, выучить стихи, так еще и занятия с репетиторами. Но даже с такой нагрузкой я замечала за собой, что, как только видела в толпе фигуру, похожую на Сашину, или прическу, или хоть что-нибудь как у него, в голове тут же резко возникало: «Саша!». Секунда, и снова все возвращалось на места.
Однажды, зайдя в кабинет информатики, услышала чей-то голос с ЕГО интонацией. Ток по спине пробежал!
Ничего не понимаю! Я спокойна вроде и по ночам не плачу. А тут сердце останавливается при звуке даже не его голоса!
Наступил декабрь, а вместе с ним морозы. Возникло ощущение, что зима длится вечно, и не было ни весны, ни лета, ничего не было.
— Ты влюбилась в Сашу? — однажды спросила мама, но вопрос звучал как утверждение.
— Нет, — я спокойно покачала головой. — Просто холодно, от этого и вид такой.
— Ты по нему страдаешь, — продолжила мама, словно и не слышала моего ответа.
— Я о нем даже не думаю.
Я никак не могла для себя определить: «А что делать дальше?» Могу ли обидеться, могу ли высказать все, что думаю? Могу ли разозлиться, рассчитывая на извинения? Его действия были в рамках: он не смог пойти! Не за что извиняться! Мало ли что я себе надумала. Это всего лишь… МОИ проблемы.
— Саша… — повторила мама, будто прочитала мои мысли. — А любит ли он тебя?
Я вскинула на нее глаза.
— Ведь ты его любишь!
Это как удар ниже пояса: «Люблю?» Я скорчила какую-то гримасу, не находя слов, чтобы отрицать, но мама не стала дальше мучить и ушла.
Я люблю??? ЛЮБЛЮ??? Нет-нет-нет! Разве я не скрупулезно вытаскивала наружу каждое свое чувство, чтобы не проворонить это? Разве я не отдавала себе отчета? Когда успела? И что значит, ЛЮБЛЮ?
«Если ты его любишь, то мне тебя жалко!» — я догадывалась, что Саша не попросит прощения, не извинится. Если я хочу продолжения, это МНЕ делать шаг навстречу, МНЕ искать выход, потому что он — «маленький мальчик»!
Да ничего я не хочу! Я вообще ничего не хочу!!! Нет, хочу! Я хочу того парня, с которым сидела на физике!
* * *
Гера, с какой стороны на него ни посмотри, очень странный парень. Утром, когда весь отряд ждал открытия столовой, Гера стоял от меня в нескольких метрах, делая вид, что не замечает — смотрел в противоположную сторону. Но затем приблизился, опять же рассматривая что-то вдали, потом еще, но так, чтобы оказаться сзади, далее подошел практически вплотную, ни слова не говоря. И, наконец-то, словно проиграв в неравной борьбе, сдавшись на милость победителя, обнял двумя руками, притянул с такой страстью, что у меня на секунду помутилось в голове. И замер!
Я старалась не шевелиться. Казалось, от Геры исходила настолько сильная энергия, что чувствовала ее далеко не только я, но и весь отряд в целом. Она исходила от него волнами и захватывала все больше и больше пространства. Окружающие стали концентрироваться на произносимых словах, словно забывая их значения, и незаметно отворачиваться.
Что это? Главное, с чего?
На пляж с Герой мы шли вместе, с нами Рома. Гера держал меня за руку и разговаривал с Ромой уверенно, взвешенно и на равных. Это в поезде Рома был старше, теперь, казалось, наоборот. Мне это нравилось, я мило командовала мальчиками, а они готовы были исполнить любое мое желание. Только Гера все же иногда реагировал несколько странно.
— Давайте сплаваем на глубину? — предложила им, они с готовностью согласились. — А ты спасешь меня, если буду тонуть? — обратилась напрямую к Гере, конечно же, шуткой. Он вместо нормального ответа, стал чересчур серьезным:
— Спасу.
Когда мы поплыли обратно, я устала, отчего спросила мальчиков, могут ли они достать дна. Хотелось, чтобы какое-то расстояние Гера меня на себе протранспортировал. Мальчики послушно начали искали дно, продвигаясь ближе к берегу, нашли:
— Тут можем. Нам по горло.
Я подплыла к Гере, обхватила его двумя руками за шею, но он отчего-то напрягся, посерьезнел и уставился вдаль, словно собираясь меня игнорировать.
Я что, так тебе неприятна? Ожидала совсем другой реакции, хотя бы радости…
Но в остальном с мальчиками было удивительно хорошо! Они выталкивали меня вдвоем из воды, я, как с трамплина, прыгала в воду. Еще мы делали друг другу подножки, топили. Весело!
Гера тянул меня к берегу за руки, я рассматривала треугольный след, который оставляло мое тело, словно я катер. «Лучше и быть не может! Море! Юг! Красота!», и вдруг до меня долетели слова песни, очень странной песни. И зачем ее включили на пляже?
Вот уж вечно людям неймется. На море, в жару, и вдруг включать песню про январь! Уму непостижимо!
Гера вел себя странно и на занятиях. Он весь день был со мной, не отходил просто, а как позвали на математику, так он сел в самый дальный угол и всем видом оттуда демонстрировал, лишь бы я не садилась с ним. Да я и не могла! У меня не было очков!
А вот у Громов очки были. И такие еще огромные и страшные.
— Ого! Громов! — тут же заметили девчонки. — Да ты в очках!
— И что? — Громов кинул им с вызовом. Это был совсем другой Громов!
Я подумала, что мне здесь неприятно: Гера спрятался, Громов стал надменным, а остальные чересчур умными и заносчивыми, а когда я еще не смогла разглядеть пример с доски, переписать его в тетрадь, а уж тем более решить, поняла, что ноги моей здесь больше не будет.
